Гудрун Мебс

БАБУШКА! — СНОВА КРИЧИТ ФРИДЕР

Перевод с немецкого
Веры Комаровой

Иллюстрации
Ротраут Сузанны Бернер

МОСКВА • CAMOKAT

ИНФОРМАЦИЯ ОТ ИЗДАТЕЛЬСТВА

Литературно-художественное электронное издание

Серия «Лучшая новая книжка»

Для чтения взрослыми детям

В соответствии с Федеральным законом № 436 от 29 декабря 2010 года маркируется знаком

Пе­ред вами про­дол­же­ние кни­ги «Ба­буш­ка! — кри­чит Фри­дер». В этом сбор­ни­ке ис­то­рий вы вновь встре­ти­тесь с по­лю­бив­ши­ми­ся ге­ро­я­ми — пя­ти­лет­ним Фри­де­ром и его муд­рой ба­буш­кой, ко­то­рые не дают ску­чать друг дру­гу и всё вре­мя что-ни­будь да при­ду­мы­ва­ют.

Сры­ва­ет ли Фри­дер все цве­ты с ба­буш­ки­ной клум­бы, меч­тая её по­ра­до­вать, не спит ли, ко­гда пя­ти­лет­ним маль­чи­кам сле­ду­ет спать, при­ду­мы­ва­ет ли себе не­су­ще­ству­ю­ще­го дру­га, бе­жит ли бо­си­ком из ма­га­зи­на до­мой, от­вер­гая не по­нра­вив­ши­е­ся ему но­вые са­по­ги, — ба­буш­ка ре­а­ги­ру­ет с не­воз­му­ти­мо­стью и со всем тер­пе­ни­ем и лю­бо­вью к сво­е­му не­год­ни­ку.

Лю­бое ис­поль­зо­ва­ние тек­ста и ил­лю­стра­ций раз­ре­ше­но толь­ко с пись­мен­но­го со­гла­сия из­да­тель­ства. ISBN 978-5-91759-322-7

Original title: Gudrun Mebs. UND WIEDER SCHREIT DER FRIEDER: «OMA!» First published 1985 by Sauerländer Verlag 2008, Bibliographisches Institut GmbH © Ко­ма­ро­ва В. В., пе­ре­вод, 2012 © Из­да­ние на рус­ском язы­ке, оформ­ле­ние. ООО «Из­да­тель­ский дом «Са­мо­кат», 2014

Ра­дость

— Ба­буш­ка! — кри­чит Фри­дер и дёр­га­ет ба­буш­ку за юбку. — Ба­буш­ка, я хочу тебя чем-ни­будь по­ра­до­вать, пря­мо сей­час!

— Да от­стань ты от меня, ради бога, внук! — вор­чит ба­буш­ка и во­дит лей­кой над цве­та­ми. — Не ме­шай, ты же ви­дишь, мне не­ко­гда.

Ба­буш­ка по­ли­ва­ет цве­ты на сво­ей клум­бе. Тюль­па­ны и нар­цис­сы. Ба­буш­ка очень лю­бит цве­ты, Фри­дер это зна­ет. Она не устаёт их про­па­лы­вать, не устаёт по­ли­вать. А Фри­дер сто­ит ря­дом и ску­ча­ет.

— Ба­буш­ка! — кри­чит Фри­дер и ска­чет во­круг неё. — Ну мне всё-таки хо­чет­ся тебя хоть чем-ни­будь по­ра­до­вать, ба!

— Дай мне по­ра­бо­тать, это бу­дет са­мая боль­шая ра­дость для меня, — го­во­рит ба­буш­ка, очень осто­рож­но, очень бе­реж­но по­ли­вая три крас­ных тюль­па­на.

Фри­дер сер­дит­ся. Ба­буш­ке важ­ны толь­ко тюль­па­ны! А сво­е­го вну­ка она и не за­ме­ча­ет.

— Ба­буш­ка! — кри­чит он, за­го­ра­жи­вая ей до­ро­гу. — По­слу­шай, ба­буш­ка, ты что, цве­ты лю­бишь боль­ше, чем меня?

— Что за чушь, — го­во­рит ба­буш­ка, ото­дви­гая Фри­де­ра в сто­ро­ну, под­ни­ма­ет лей­ку и сно­ва по­ли­ва­ет. Она не­у­то­ми­ма.

Фри­дер тя­же­ло взды­ха­ет. И про­бу­ет ещё раз.

— Ба­буш­ка, — ноет он, — ну ска­жи, что тебе сде­лать при­ят­но­го?

— Уйти с до­ро­ги и быть по­слуш­ным, — го­во­рит ба­буш­ка, — или, мо­жет, ты оглох? — И она взма­хи­ва­ет лей­кой — так, что на Фри­де­ра па­да­ют три кап­ли воды. Или че­ты­ре.

— Ба­буш­ка, ты что! — хны­чет Фри­дер и воз­мущён­но трёт го­ло­ву.

Ба­буш­ка его по­ли­ла! Надо же! Он ведь не тюль­пан!

— Это всё от­то­го, — не­воз­му­ти­мо го­во­рит ба­буш­ка, — что кто-то не хо­чет меня слу­шать. Вот и по­лу­чил!

Тут Фри­дер ре­ша­ет, что луч­ше уйти. В даль­ний угол сада. Там он са­дит­ся на кор­точ­ки и ду­ет­ся. Он же хо­тел ба­буш­ку по­ра­до­вать. А она взя­ла и по­ли­ла его! Фри­дер ярост­но трёт го­ло­ву. Во­ло­сы уже вы­сох­ли. А мо­жет, и не на­мо­ка­ли.

Фри­дер глу­бо­ко взды­ха­ет и ре­ша­ет, что всё рав­но до­ста­вит ба­буш­ке ка­кую-ни­будь ра­дость. Ведь ему так хо­чет­ся! Толь­ко как это сде­лать? «Уйди с до­ро­ги и будь по­слуш­ным», — ска­за­ла ба­буш­ка. С до­ро­ги он и так уже ушёл — ба­буш­ка его про­сто ото­дви­ну­ла в сто­ро­ну. А «будь по­слуш­ным» — он и так все­гда по­слуш­ный. Но это же не ра­дость! Ра­дость — это не­ожи­дан­ность. Надо сде­лать что-то, что ба­буш­ку ужас­но изу­мит, а по­том об­ра­ду­ет.

И Фри­де­ру тут же кое-что при­хо­дит в го­ло­ву. Со­вер­шен­но за­ме­ча­тель­ная, ра­дост­ная не­ожи­дан­ность. Вот ба­буш­ка уди­вит­ся!

Фри­дер смот­рит на ба­буш­ку. Она сто­ит у боч­ки с до­жде­вой во­дой. Боч­ка да­ле­ко, очень да­ле­ко от клум­бы с цве­та­ми. Фри­дер ух­мы­ля­ет­ся и сры­ва­ет­ся с ме­ста. Он опро­ме­тью несёт­ся к клум­бе. И мол­ни­е­носно на­чи­на­ет рвать цве­ты — тюль­па­ны и нар­цис­сы.

Он со­берёт сей­час боль­шой бу­кет. Для ба­буш­ки. Она же так лю­бит цве­ты!

И Фри­дер рвёт без оста­нов­ки. Дело спо­рит­ся.

Бу­кет по­лу­чил­ся про­сто огром­ный, Фри­дер еле удер­жи­ва­ет его.

«Огром­ный Бу­кет Огром­ной Ра­до­сти», — ду­ма­ет он и ко­сит­ся в сто­ро­ну ба­буш­ки. Она всё ещё чер­па­ет воду из боч­ки… Но вот она уже идёт… К сча­стью, бу­кет уже го­тов. Все цве­ты со­рва­ны, все-все. Клум­ба со­вер­шен­но го­лая…

Фри­дер обе­и­ми ру­ка­ми вы­со­ко под­ни­ма­ет Огром­ный Бу­кет Огром­ной Ра­до­сти и кри­чит на­встре­чу ба­буш­ке:

— Ба­буш­ка, смот­ри, ка­кая у меня есть ра­дость! Для тебя!

Ба­буш­ка гром­ко оха­ет, вы­пус­ка­ет из рук лей­ку, пол­ную воды, и про­ти­ра­ет гла­за. И сто­ит, уста­вив­шись на клум­бу…

— Вот ты уди­ви­лась, прав­да, ба­буш­ка? — кри­чит Фри­дер и мчит­ся ей на­встре­чу. Огром­ный бу­кет он креп­ко при­жи­ма­ет к себе.

— Нет! — сто­нет ба­буш­ка.

— Да! — ли­ку­ет Фри­дер. — Это всё для тебя. Ты рада?

Он впи­хи­ва­ет огром­ный бу­кет ба­буш­ке в руки и ве­се­ло пры­га­ет во­круг неё.

Ба­буш­ка сто­ит, при­жи­мая бу­кет к гру­ди, гла­за у неё ши­ро­ко рас­кры­ты, она изум­лён­но смот­рит то на бу­кет, то на клум­бу, аб­со­лют­но го­лую… и вдруг Фри­дер по­ни­ма­ет: ба­буш­ка не рада. Со­всем не рада. Это ему со­вер­шен­но ясно.

Ба­буш­ка жа­лоб­но сто­нет, а по­том на­пус­ка­ет­ся на Фри­де­ра:

— Да ка­кая муха тебя уку­си­ла? Это ж надо — обо­рвать все цве­ты! А я-то как раз со­би­ра­лась клум­бу по­лить!

Фри­дер сгла­ты­ва­ет.

— Те­перь её не надо по­ли­вать, ба­буш­ка, — тихо го­во­рит он.

Тут ба­буш­ка со­всем рас­сер­ди­лась:

— Я, ко­неч­но, ста­рая, но не сле­пая! Не­год­ник ты эта­кий, об­ры­валь­щик цве­тов! Как ты до та­ко­го до­ду­мал­ся, хо­те­ла бы я знать!

Ба­буш­ка мрач­но гля­дит на цве­ты, а по­том мрач­но гля­дит на Фри­де­ра.

Он сно­ва сгла­ты­ва­ет, со­пит, по­ту­пив­шись, и тихо шеп­чет:

— Мы их сно­ва по­са­дим, да, ба­буш­ка?

— Ха! — кри­чит ба­буш­ка и воз­мущён­но встря­хи­ва­ет бу­кет. Но Фри­дер уже и сам со­об­ра­зил: что со­рва­но, то со­рва­но. Эти цве­ты боль­ше не при­рас­тут.

— Мы по­са­дим но­вые, да, ба­буш­ка? — Фри­дер шмы­га­ет но­сом, и три сле­зин­ки ска­ты­ва­ют­ся у него по ще­кам.

— На бу­ду­щий год, — го­во­рит ба­буш­ка хму­ро, и Фри­дер опус­ка­ет го­ло­ву ещё ниже. Бу­ду­щий год ещё не ско­ро. Это це­лая веч­ность. И всю эту веч­ность ба­буш­ки­на клум­ба бу­дет сто­ять пу­стой.

Боль­ше на ней ни­че­го не цветёт…

Фри­дер с рёвом бро­са­ет­ся к ба­буш­ке и вжи­ма­ет­ся ли­цом в её фар­тук:

— Я про­сто хо­тел тебя по­ра­до­вать, ба­буш­ка!

И ба­буш­кин фар­тук ста­но­вит­ся со­всем мо­крым от слёз.

— Не судь­ба, — го­во­рит ба­буш­ка и тя­же­ло взды­ха­ет. — Ну что слу­чи­лось, то слу­чи­лось.

Она берёт зарёван­но­го Фри­де­ра за руку и ша­га­ет с ним к боч­ке. И ста­вит бу­кет в воду.

— Гля­ди-ка, — го­во­рит ба­буш­ка, — как мы боч­ку укра­си­ли. Вот ей и бу­дет ра­дость. А ты вы­смор­кай­ся.

Фри­дер со­пит и смор­ка­ет­ся. Фри­дер гля­дит и удив­ля­ет­ся. Боч­ка с до­жде­вой во­дой пре­крас­на. Она по­хо­жа на огром­ную вазу со мно­же­ством цве­тов — крас­ных, жёл­тых и бе­лых. Они сви­са­ют над её кра­я­ми. Это очень кра­си­во!

Не­ко­то­рое вре­мя ба­буш­ка и Фри­дер сто­ят и не мо­гут на­лю­бо­вать­ся боч­кой с цве­та­ми. А по­том Фри­де­ру ста­но­вит­ся скуч­но.

— Ба­буш­ка, — го­во­рит он и те­ре­бит её за юбку, — по­слу­шай, ба­буш­ка, я боль­ше ни­ко­гда не буду де­лать тебе ра­до­сти, лад­но? Я пой­ду по­играю и буду по­слуш­ным.

— Бу­дем на­де­ять­ся, — го­во­рит ба­буш­ка, усме­ха­ясь.

И чмо­ка­ет Фри­де­ра в щёку. А по­том шлёпа­ет его по попе.

Дождь

— Ба­буш­ка! — кри­чит Фри­дер и дёр­га­ет ба­буш­ку за юбку. — Ко­гда же мы пой­дём до­мой, ба? Я хочу смот­реть те­ле­ви­зор!

— Да от­стань ты от меня ради бога, шпин­га­лет! — вор­чит ба­буш­ка, сгре­бая опав­шую лист­ву в вы­со­кую кучу. — Ты же ви­дишь, я ра­бо­таю! И во­об­ще, в саду на све­жем воз­ду­хе го­раз­до луч­ше, чем дома, и к тому же по­лез­нее, если хо­чешь знать!

— Смот­реть те­ле­ви­зор тоже не­пло­хо, — бур­чит Фри­дер и пи­на­ет кучу лист­вы. Ко­то­рую ба­буш­ка толь­ко что так ста­ра­тель­но сгре­бла.

— Ты что де­ла­ешь, не­год­ник! — кри­чит ба­буш­ка. — Пе­ре­стань сей­час же!

И гро­зит Фри­де­ру граб­ля­ми.

Фри­дер остав­ля­ет лист­ву в по­кое и сно­ва ка­нючит:

— Ба­буш­ка, ну ско­ро мы пой­дём? Уже ве­чер!

— До ве­че­ра ещё да­ле­ко, — го­во­рит ба­буш­ка. — Мы пой­дём, ко­гда на­чнёт­ся дождь, — и точ­ка.

И она за­но­сит гра­бли над опав­ши­ми ли­стья­ми, под­гре­ба­ет их и со­би­ра­ет в кучу воз­ле ябло­ни. И сно­ва сгре­ба­ет лист­ву — в об­щем, она очень за­ня­та.

Фри­дер тя­же­ло взды­ха­ет. По­том смот­рит на небо. Оно всё се­рое, от края до края. Но дождь не идёт. Ни од­ной ка­пель­ки. А по те­ле­ви­зо­ру как раз сей­час на­чнёт­ся дет­ская пе­ре­да­ча. Та са­мая, ко­то­рую ему так хо­чет­ся по­смот­реть.